Тени не гасят солнца
помните, я говорил, что пишу курсовую на тему "молитва"? Так вот, дело идет) первую главу выкладываю.
глава оформлена в ворде, а потому цитаты здесь не отображаются. Сами догадайтесь, что где, и так ясно) это первая глава, введение напишу позже, скорее всего, после последней главы, вместе с заключением - как всегда и делаю.
Сущность молитвы
Что такое молитва? Молитва есть всякое общение человека со своим Творцом – это самое простое и емкое определение которое можно дать, и это исходная точка нашего путешествия. Дальше все гораздо глубже, но не выходит за рамки этой фразы. Молитва – одновременно поиск Бога и встреча с Ним , которая перерастает в общение. Таким образом, она является определенным взаимоотношением с Богом и определенным отношением к тварному миру и себе. Молитва – это естественный порыв человека; еще Тертуллиан называл человеческую душу христианкой. Вообще, понять, что такое молитва, можно только опытным путем, по благодати. Как нельзя объяснить слепому от рождения, что такое радуга и глубина цвета, также невозможно и научить молитве человека, у которого нет чувства Живого Бога; Мы можем научить его вести себя в точности так, как если бы он верил, но это не будет живым движением, каким является подлинная молитва. Удивительное свойство молитвы – она является одновременно и деятельностью, и состоянием, и при этом – всегда в глубине своей является созерцанием красоты Божией, созерцанием и трепетным поклонением…
Но, к сожалению, не только это. Если наша вера действительно ведет нас к встрече с Богом, то каждая молитва является предвестием Страшного суда. Когда бы мы ни являлись в присутствие Божие, будь то в таинствах или в молитве, мы совершаем нечто очень опасное, потому что, по слову Писания, Бог есть огонь , попаляющий терние и сжигающий недостойное. Любовь Божия может быть страшна для нас, потому что Бог никогда не идет на компромиссы, Он требует все без остатка, всю нашу жизнь, чтобы освятить ее Собой, наполнить радостью и тихим счастьем.
Молитва есть порыв к Богу, искание встречи с Ним, и приближение к Богу всегда бывает открытием как красоты Божией, так и расстояния, которое лежит между Ним и нами . И чем ближе мы к Богу, тем сильнее контраст между Его святостью и нашей греховностью. Не постоянная мысль о своих грехах, а видение святости Божией позволяет святым познать свою греховность . Но дело не только в том, что Он свят, а мы грешны, расстояние определяется отношением к Богу. Если мы приходим, осудив себя; если мы приходим, потому что любим Его, несмотря на нашу собственную неверность; если мы приходим к Нему, любя Его больше, чем благополучие, в котором Его нет, тогда мы для Него открыты и Он открыт для нас, и расстояния нет; Господь приходит совсем близко, в любви и сострадании. Но если мы стоим перед Богом в броне своей гордости, своей самоуверенности, если мы стоим перед Ним так, как будто имеем на это право, если мы стоим и требуем от Него ответа, то расстояние, отделяющее творение от Творца, становится бесконечным.
Слишком часто в нашей жизни происходит так, что молитва отступает в сторону, уступая место всему остальному – всему тому, что не является молитвой. Не всякое слово, обращенное к Богу есть молитва; так и не каждое действие, отличное от «чтения» молитвослова, не является по сути своей обращением к Богу. Ведь молитва – это не просто усилие, которое мы можем сделать в момент, когда решаем молиться; молитва должна корениться в нашей жизни, и если жизнь наша противоречит нашим молитвам или наши молитвы не имеют ничего общего с нашей жизнью, они никогда не будут ни живыми, ни реальными. Нужно всю жизнь свою строить, стоя при этом лицом к Богу, и это тоже будет молитва, ежечасная и непрестанная. Но не так у нас. Молитва для нас – добавление к множеству других вещей; мы хотим, чтобы Бог был здесь не потому, что нет жизни без Него, не потому, что Он – высшая ценность, но потому, что было бы так приятно вдобавок ко всем великим благодеяниям Божиим иметь еще и Его присутствие. Он – добавление к нашему комфорту. И когда мы ищем Его в такой настроенности, то не встречаем Его.
Молитва по своей сути – встреча, встреча души и Бога; но для того, чтобы встреча стала реальной, обе личности, которые в ней участвуют, должны быть действительно самими собой. Между тем, мы в огромной степени нереальны, и Бог, в наших взаимоотношениях, так часто нереален для нас: мы думаем, что обращаемся к Богу, а на деле обращаемся к образу Бога, созданному нашим воображением; и мы думаем, что стоим перед Ним со всей правдивостью, тогда как на деле выставляем вместо себя кого-то, кто не является нашим подлинным “я”, – актера, подставное лицо, театральный персонаж.
Сегодняшнее наше знание о Боге есть результат вчерашнего опыта, и если мы будем обращаться лицом к Богу такому, каким мы Его знаем, мы всегда будем поворачиваться спиной к настоящему и будущему, глядя только на свое собственное прошлое. Поступая так, мы пытаемся встретить не Бога, а то, что уже знаем о Нем. Это иллюстрирует функцию богословия, поскольку богословие – это все наше человеческое знание о Боге, а не то малое, что мы лично уже постигли и узнали о Нем. Если вы хотите встретиться с Богом таким, каков Он есть в действительности, вы должны приходить к Нему с известным опытом, чтобы он подвел вас ближе к Богу, но затем оставить этот опыт и стоять не перед Богом, Которого вы знаете, а перед Богом, вместе уже известным и еще неведомым.
Когда мы о чем-нибудь просим в молитве, это подразумевает, что мы и сами беремся за дело со всей силой, всем разумом и всем вдохновением, какие только способны вложить в свое действие, со всем мужеством и всей энергией, которые у нас есть. Кроме того, мы исполняем дело и со всей той силой, какую нам подает Бог. Если мы этого не делаем, то наша молитва – пустая трата времени. Это и означает, что слова “Господи, помилуй!” или любые другие слова, которые мы произносим, должны быть направлены на нас самих; ум наш должен быть сформирован словами, сообразен с ними, должен быть с ними в гармонии, наполнен ими. Сердце наше должно пропитаться ими с полной убежденностью и выражать их со всей силой, на которую мы способны; воля наша должна овладеть ими и превратить в действие. Таким образом, молитва и действие должны стать двояким выражением единого стояния перед лицом Бога, и самих себя, и всего, что вокруг. Иначе мы попусту тратим время. Какой смысл рассказывать Богу о чем-то неладном, а когда Он дает нам силы для борьбы – сидеть и ждать, пока Он Сам всё за нас сделает? Какой смысл твердить слова, которые стали такими несостоятельными, такими обессмысленными, что служат лишь паутинкой между нами и Богом.
глава оформлена в ворде, а потому цитаты здесь не отображаются. Сами догадайтесь, что где, и так ясно) это первая глава, введение напишу позже, скорее всего, после последней главы, вместе с заключением - как всегда и делаю.
Сущность молитвы
“Арский Кюре”, французский святой начала девятнадцатого века, спросил старого крестьянина, что он делает, часами сидя в церкви, по-видимому даже и не молясь; крестьянин ответил: “Я гляжу на Него, Он глядит на меня, и нам хорошо вместе”
Что такое молитва? Молитва есть всякое общение человека со своим Творцом – это самое простое и емкое определение которое можно дать, и это исходная точка нашего путешествия. Дальше все гораздо глубже, но не выходит за рамки этой фразы. Молитва – одновременно поиск Бога и встреча с Ним , которая перерастает в общение. Таким образом, она является определенным взаимоотношением с Богом и определенным отношением к тварному миру и себе. Молитва – это естественный порыв человека; еще Тертуллиан называл человеческую душу христианкой. Вообще, понять, что такое молитва, можно только опытным путем, по благодати. Как нельзя объяснить слепому от рождения, что такое радуга и глубина цвета, также невозможно и научить молитве человека, у которого нет чувства Живого Бога; Мы можем научить его вести себя в точности так, как если бы он верил, но это не будет живым движением, каким является подлинная молитва. Удивительное свойство молитвы – она является одновременно и деятельностью, и состоянием, и при этом – всегда в глубине своей является созерцанием красоты Божией, созерцанием и трепетным поклонением…
Но, к сожалению, не только это. Если наша вера действительно ведет нас к встрече с Богом, то каждая молитва является предвестием Страшного суда. Когда бы мы ни являлись в присутствие Божие, будь то в таинствах или в молитве, мы совершаем нечто очень опасное, потому что, по слову Писания, Бог есть огонь , попаляющий терние и сжигающий недостойное. Любовь Божия может быть страшна для нас, потому что Бог никогда не идет на компромиссы, Он требует все без остатка, всю нашу жизнь, чтобы освятить ее Собой, наполнить радостью и тихим счастьем.
Молитва есть порыв к Богу, искание встречи с Ним, и приближение к Богу всегда бывает открытием как красоты Божией, так и расстояния, которое лежит между Ним и нами . И чем ближе мы к Богу, тем сильнее контраст между Его святостью и нашей греховностью. Не постоянная мысль о своих грехах, а видение святости Божией позволяет святым познать свою греховность . Но дело не только в том, что Он свят, а мы грешны, расстояние определяется отношением к Богу. Если мы приходим, осудив себя; если мы приходим, потому что любим Его, несмотря на нашу собственную неверность; если мы приходим к Нему, любя Его больше, чем благополучие, в котором Его нет, тогда мы для Него открыты и Он открыт для нас, и расстояния нет; Господь приходит совсем близко, в любви и сострадании. Но если мы стоим перед Богом в броне своей гордости, своей самоуверенности, если мы стоим перед Ним так, как будто имеем на это право, если мы стоим и требуем от Него ответа, то расстояние, отделяющее творение от Творца, становится бесконечным.
Слишком часто в нашей жизни происходит так, что молитва отступает в сторону, уступая место всему остальному – всему тому, что не является молитвой. Не всякое слово, обращенное к Богу есть молитва; так и не каждое действие, отличное от «чтения» молитвослова, не является по сути своей обращением к Богу. Ведь молитва – это не просто усилие, которое мы можем сделать в момент, когда решаем молиться; молитва должна корениться в нашей жизни, и если жизнь наша противоречит нашим молитвам или наши молитвы не имеют ничего общего с нашей жизнью, они никогда не будут ни живыми, ни реальными. Нужно всю жизнь свою строить, стоя при этом лицом к Богу, и это тоже будет молитва, ежечасная и непрестанная. Но не так у нас. Молитва для нас – добавление к множеству других вещей; мы хотим, чтобы Бог был здесь не потому, что нет жизни без Него, не потому, что Он – высшая ценность, но потому, что было бы так приятно вдобавок ко всем великим благодеяниям Божиим иметь еще и Его присутствие. Он – добавление к нашему комфорту. И когда мы ищем Его в такой настроенности, то не встречаем Его.
Молитва по своей сути – встреча, встреча души и Бога; но для того, чтобы встреча стала реальной, обе личности, которые в ней участвуют, должны быть действительно самими собой. Между тем, мы в огромной степени нереальны, и Бог, в наших взаимоотношениях, так часто нереален для нас: мы думаем, что обращаемся к Богу, а на деле обращаемся к образу Бога, созданному нашим воображением; и мы думаем, что стоим перед Ним со всей правдивостью, тогда как на деле выставляем вместо себя кого-то, кто не является нашим подлинным “я”, – актера, подставное лицо, театральный персонаж.
Сегодняшнее наше знание о Боге есть результат вчерашнего опыта, и если мы будем обращаться лицом к Богу такому, каким мы Его знаем, мы всегда будем поворачиваться спиной к настоящему и будущему, глядя только на свое собственное прошлое. Поступая так, мы пытаемся встретить не Бога, а то, что уже знаем о Нем. Это иллюстрирует функцию богословия, поскольку богословие – это все наше человеческое знание о Боге, а не то малое, что мы лично уже постигли и узнали о Нем. Если вы хотите встретиться с Богом таким, каков Он есть в действительности, вы должны приходить к Нему с известным опытом, чтобы он подвел вас ближе к Богу, но затем оставить этот опыт и стоять не перед Богом, Которого вы знаете, а перед Богом, вместе уже известным и еще неведомым.
Когда мы о чем-нибудь просим в молитве, это подразумевает, что мы и сами беремся за дело со всей силой, всем разумом и всем вдохновением, какие только способны вложить в свое действие, со всем мужеством и всей энергией, которые у нас есть. Кроме того, мы исполняем дело и со всей той силой, какую нам подает Бог. Если мы этого не делаем, то наша молитва – пустая трата времени. Это и означает, что слова “Господи, помилуй!” или любые другие слова, которые мы произносим, должны быть направлены на нас самих; ум наш должен быть сформирован словами, сообразен с ними, должен быть с ними в гармонии, наполнен ими. Сердце наше должно пропитаться ими с полной убежденностью и выражать их со всей силой, на которую мы способны; воля наша должна овладеть ими и превратить в действие. Таким образом, молитва и действие должны стать двояким выражением единого стояния перед лицом Бога, и самих себя, и всего, что вокруг. Иначе мы попусту тратим время. Какой смысл рассказывать Богу о чем-то неладном, а когда Он дает нам силы для борьбы – сидеть и ждать, пока Он Сам всё за нас сделает? Какой смысл твердить слова, которые стали такими несостоятельными, такими обессмысленными, что служат лишь паутинкой между нами и Богом.